Три портрета

 Ф.С.Рокотов. Портрет А.П.Струйской (1772).

Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

1953 Н.Заболоцкий

На меня это стихотворение каждый раз оказывает одно и то же воздействие, несмотря на то, что читала я его на протяжении своей жизни неоднократно. 

В давно, увы, прошедший период преподавания мною мировой художественной культуры я обратила особенное внимание на этот портрет. И уже позже, найдя стихи Заболоцкого, в который раз убедилась, что главное, что даёт нам Культура – это то, что благодаря ей мы не чувствуем себя одинокими. Для каждого из нас, познавшего радость знакомства  с живописью, поэзией, музыкой, рано или поздно наступит момент абсолютного соощущения с человеком давно ушедшим, или живущим далеко от нас. Да, есть интернет, да, есть близкие, друзья, даже единомышленники, но часто ли вам попадались люди, чувствующие, думающие точно так же, как и вы? То-то же.

Бедная Саша

Итак, Струйская Александра Петровна, 2-я жена  графа Николая Еремеевича Струйского. Портрет кисти Ф.С.Рокотова, 1772 год. Что мы знаем об этой женщине? Краткое жизнеописание,  взятое мной в одной из искусствоведческих книг гласило примерно следующее: 

« …вторая жена богатого помещика, писавшего бездарные стихи и лично наказывавшего своих крепостных. Родила восемнадцать детей, из которых осталось в живых лишь восемь…».

Жесть. Эпитеты «полуплач», «полуиспуг» и «предвосхищенье смертных мук» становятся понятны, непонятно, почему «полу».  Представляете картинку? Сначала муж собственноручно порет своих крестьян, потом утомляет бесконечным чтением плохих стихов, а потом… Или наоборот. Образ садиста-извращенца – не менее. Стало мне интересно, и потратила я немеряно времени на поиски более-менее внятной биографии этого своеобразного Николая Еремеевича.  И, в первую очередь внимательно рассмотрела изображение  Струйского.

Нет, он не Байрон, он другой...

Ну, я не знаю… Мне показалось, что на портрете вполне себе вменяемый , просто очень романтический юноша, может быть, несколько экзальтированный, если судить по горящему взгляду. Но чтобы уж такой злодей, каким он представляется после приведённого выше описания - трудно поверить,  невероятно, чтобы под столь романтической внешностью скрывалась этакая синяя борода. Стало мне ещё интереснее. Долгие годы я жила с убеждением, что более трагической фигуры, чем Александра Струйская,  в русской истории дворянства просто не существует. И супруг её мне представлялся чем- то вроде портрета Дориана Грея. А тут такое  полное несоответствие между знанием о человеке  и впечатлением от его портрета. Впрочем, одно из двух может быть и ошибочным – либо репутация Николая Струйского была сознательно «подмочена» недоброжелателями или завистниками, либо портрет, написанный художником Рокотовым,  по какой-то причине безмерно льстил модели.

Вероятный портрет Рокотова

 Никола́й Ереме́евич Стру́йский (род.1749, Москве, умер 13 декабря 1796,в дер. Рузаевка) — русский поэт 18 века, критик, издатель. Дед поэта А. И. Полежаева.
   Потомственный дворянин  и  единственный сын надворного советника Еремея Яковлевича и Прасковьи Ивановны Струйских, Николай  Еремеевич получил домашнее образование, а затем поступил в гимназию при Московском университете. После пугачёвского бунта остался единственным представителем рода,  наследовал  все имения Струйских и был очень богат.
В 1763-1771 годах граф служил в гвардейском Преображенском полку. Вышел в отставку по болезни в чине гвардии прапорщика и  поселился в своём  имении — селе Рузаевка, построил там великолепный усадебный комплекс по рисункам самого Растрелли.

 Друзья и недруги

Оказывается, у графа Струйского были весьма своеобразные приятели. И отзывались они о нём очень своеобразно. Так, например, князь И.М. Долгоруков, писал о Струйском, как о поэте, влюблённом до беспамятства в своё творчество и крайне чудаковатом в быту. И много и с удовольствием насмешничал по этому поводу. Что, впрочем, не мешало ему постоянно заезжать к супругам в гости. Быть может, у князюшки не было лучшего повода возвыситься над «странным барином», кроме как поехидничать над ним за его спиной?

 Портрет князя Долгорукова

 Дело в том, что Струйский был женат на очаровательной женщине, очень богат, и мог позволить себе крайне дорогостоящие причуды. Он не только имел прекрасный дом, полностью устроенный в соответствии с его вкусом, но ещё и открыл в своём имении частную типографию, где печатал не только произведения русских и иностранных авторов, но и свои собственные сочинения. А это, представьте, только книг было аж 50 штук, не считая множества более мелких отдельных сочинений. И всё это на прекрасном оборудовании, с использованием самых лучших приспособлений. Книги, изданные в этой типографии, Струйский дарил самой Императрице Екатерине, перед которой преклонялся. Она же в свою очередь, благоволила помещику, а подарки его с гордостью показывала иностранцам. Так что Струйский себя уже при жизни, можно сказать, увековечил, что не каждому пииту удавалось. Есть повод для зависти просвещённых сограждан? Думается мне, есть. Отсюда, быть может, и насмешки? Как знать…

Каллиопа, Эрато и Фемида

( Каллиопа – муза эпической поэзии, Эрато – любовной лирики, Фемида – богиня правосудия)

Но увлечение поэзией  и чудачества -это ещё не худшее, что говорили о помещике. Так, тот  же Долгоруков упоминал о жестоком обращении Струйского со своими крестьянами. Якобы, он сам судил их за провинности, допрашивал и даже пытал. Тут же, правда, восклицал он, что не может представить в человеке сочетания поэтической натуры и зверской страсти . И неоднократно в  воспоминаниях говорил, что про «зверства» он только «слышал от посторонних» и утверждал, что не верит этому.  Но одновременно присовокуплял философское рассуждение по поводу непостижимости человеческой натуры, давая  повод для сомнений и пересудов. Видимо, поэтому  историки уверовали во  все эти зверства раз и навсегда, вдохновившись красочной картиной.  Так, например, наш современник, Евграф Васильевич Кончин,— российский журналист, писатель, с каким-то даже исступлением описывает своё впечатление от образа Николая Струйского:

Посмотрите - худощавое неприятное лицо, исступленно-горячечные глаза на мутном фоне, безвольный рот сумасброда, эгоиста и неврастеника. Ох, как не польстил Рокотов Николаю Еремеевичу! Не похож на себя Федор Степанович, очень не похож, изменило ему неизменно ровное чувство любезной сдержанности, спокойного и доброго отношения к модели. Здесь же художник явно не смог сдержаться...

Ну, это надо же, как влияет на восприятие внешности  человека его репутация!  Будь мнение о Струйском чуть более объективным, или хотя бы не таким противоречивым, быть может, и не увидел бы уважаемый Евграф Васильевич в его изображении этакого монстра. Так что, уважаемые читатели, помните, мало иметь романтическую внешность, нужно ещё запастись доброжелательными биографами, а то в Вашем портрете такого понаищут…

А далее я узнала следующее – Струйский при наказании крестьян, ввел некий состязательный суд по всем  канонам и правилам западной юрисдикции: с  подробным выяснением вины и ее доказательства. Беспристрастности и справедливости суда и обличению пороков российского общества Николай Струйский посвятил большое стихотворение. И   всё это в эпоху безграничной  власти помещиков-крепостников над своей «крещеной собственностью». Такое  судопроизводство для крестьян утвердится в России почти столетие спустя –  только после отмены крепостного права.

То есть, получается, что  Николай Еремеевич  проявил себя, как просвещённый гражданин, быть может, шокировав этим общественность, за что и поплатился своей репутацией.

Уймитесь, сомнения …

И всё же, должна признать, что слова уважаемого Евграфа Кончина в очередной раз вселили в меня сомнения. Дело в том, что портрет Струйского не похож на остальные Рокотовские портреты. Рокотову был присущ романтизм,  выражавшийся в особенном внимании художника к выражению глаз,  «глаза – зеркало души». Однако портрет графа  Струйского   особенно «грешит»  безразличием к деталям. Горящий взгляд поэта «на мутном фоне» - вот что бросается в глаза.

Сам Струйский описал манеру работы «любимца дщери Юпитеровой», как он именовал художника в свойственном ему высокопарном стиле: «Почти играя, ознаменовал только вид лица и остроту зрака. В тот же час и пламенная душа его при всей его нежности сердца на оживляемом тобою полотне не утаилась».

Как видим, сам граф был доволен своим изображением. А мы не можем сейчас судить о портрете достоверно, слишком  плохо сохранился холст, а верхний слой краски был совершенно утрачен. Как же Рокотов относился к графу?  Вряд ли мы сможем теперь узнать.

А вот если бы портрет сохранился в первоначальном виде, то можно было бы с большей уверенностью судить о характере  Струйского.

Многие высказывали предположение о любви Рокотова к Струйской. И это неудивительно, Александра Петровна была очаровательной женщиной, а Фёдор Степанович Рокотов не был женат. Но всё это лишь предположения, а факты – это то, что Струйский чрезвычайно ценил Рокотова и считал его своим другом, а художник, в свою очередь,  часто бывал в обществе рузаевских помещиков. Крепостной Струйских  А.Зяблов был учеником Рокотова и много работал под его руководством.

 "Кабинет графа Шувалова"

Работа художника А.Зяблова, ученика Рокотова, крепостного Струйских

Потомки и современники поэта вспоминали, что у Струйских всюду  висели фамильные портреты.
Оба портрета (жены и мужа), упомянутые в этой статье создавались паралельно в одно время и были задуманы, как парная композиция.  В углублении большой гостиной, над диваном висел  портрет самого  графа Николая Еремеевича в мундире Преображенского полка. Рядом - портрет его супруги - Александры Петровны Струйской, юной и прекрасной, в белом атласном платье с открытой шеей. Их лица были обращены друг к другу.
В картинной галерее были работы известных художников русской и иностранной школы. Украшал её и портрет Екатерины Второй -  бюст в натуральную величину, написанный  художником Рокотовым, в резной позолоченной раме. На этой богатой раме можно было прочесть строки, посвящённые императрице Николаем Евграфовичем.
 Смерть Струйского была внезапной и неожиданной, и странностью своей  походила на его жизнь. Узнав о кончине Екатерины 11, перед которой он преклонялся как перед античной богиней, экзальтированный поэт слег в горячке, лишился речи  и в несколько дней отошёл в лучший мир. Николай Еремеевич умер 2 декабря 1796 года в возрасте 47 лет и похоронен в Рузаевке – возле церкви, которую сам построил.Над его могилой, по-видимому, по его распоряжению, был поставлен простой камень. Разумеется, со временем могила затерялась. Его  коллега и друг Гаврила Державин проводил Николая  Струйского в последний путь  не эпитафией, а эпиграммой:

Средь мшистого сего и влажного толь грота,
    Пожалуй, мне скажи, могила эта чья?
    — Поэт тут погребен: по имени струя,
    ‎А по стихам — болото.

Недобрый, однако, друг, Гаврила Державин. Но, может быть, его поэтическую душу так коробила графоманская бездарность Струйского, ведь именно Державин первым заметил гений Пушкина. Помните?

«Старик Державин нас заметил,
И в гроб сходя, благословил»

А.С.Пушкин

 Портрет Державина

Вот таким своеобразным человеком был Николай Еремеевич Струйский. Ну а что же его жена? Как она жила и мирилась с чудачествами своего супруга?

Прекрасная Александра

В отличие от её супруга, об Александре Петровне все отзывались только положительно. Однако упорно ходили слухи о её несчастливой жизни с мужем–сумасбродом. Но кроме слухов, иных подтверждений её несчастливого супружества не было. Николай Еремеевич посвятил ей огромное количество «эротоид», т.е. любовных посланий и признаний, и, по отзывам доброжелателей, выражал свою любовь не только в стихах. Ну а смерть новорожденных детей – большое, но нередкое горе для женщин 18 века. Беда в том, что после скоропостижной смерти мужа – он скончался, потрясённый смертью имперетрицы  Екатерины - заботы о детях и управлении имением легли на её хрупкие плечи. И заботы эти были велики, а дети – особенно сыновья – далеко не сахар.  Из-за ранней гибели двоих из них Александре Петровне пришлось взять на себя заботы и о шестерых внуках. Одним из них был Александр Полежаев, самый одаренный и любимый. На средства бабушки он окончил университет и стал известным поэтом, но за бунтарские стихи, направленные против самодержавия, попал на Кавказ, где вскоре умер от чахотки. Так что для «смертных мук» причин было предостаточно.
  Но вот перед нами акварельный портрет кисти неизвестного художника, созданный в 1828 году. На нём мы видим немолодую женщину с большими выразительными глазами, чуть ироническим выражением лица, высокими бровями и внимательным взглядом.

 Это не та юная женщина с портрета Рокотова, но по-своему не менее очаровательная дама. И не знаю, быть может, художник и польстил Александре Петровне, но хотела бы я так выглядеть в 74 года!

Портрет неизвестного

 Александра Петровна была второй женой Струйского, первая  жена с 1768 года - Олимпиада Сергеевна Балбекова (1749—1769), умерла при родах дочерей-близняшек, умерших в раннем возрасте. В своих  поэтических воспоминаниях о первой супруге Струйский писал:

Не знающи любви я научал любить!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыть!
Если эти строки «перевести» на современный русский язык, они прозвучат примерно так:
Любви не знавший прежде, учился я любить
Мне нежности твоей до смерти не забыть…

Согласитесь, совсем не так плохо, если убрать восклицательные знаки. По-видимому, Николай Струйский действительно любил свою первую супругу. Но вот вопрос - где же хоть один портрет столь нежно любимой когда-то жены? Ни одного её изображения не было найдено. Но при этом в доме Струйских бережно хранился портрет неизвестного молодого человека с  выразительными и нежными чертами лица, в  пышном галстуке и накидке, драпирующей фигуру.

 На обратной стороне портрета находилась загадочная зашифрованная надпись.  В свете ходили слухи, что это портрет тайного плода любви Екатерины II и графа Григория Орлова- сына , родившегося в 1762 году и получившего имя и титул графа Бобринского. В наше время портрет называется «Портрет неизвестного в треуголке». Однако, с помощью рентгена и  других специальных исследований  учёным удалось установить, кто изображён на портрете на самом деле.  Представьте себе, на нем была  изображена  молодая женщина с татарскими чертами лица и  только уже поверх нее написан «неизвестный в треуголке». Художник  Федор  Рокотов в обоих случаях писал одно и то же лицо, а именно - первую жену Струйского Олимпиаду Сергеевну.  По-видимому, Николай Еремеевич просил художника переделать женщину в мужчину, дабы  не возбуждать ревности второй жены, или не смущать её чувств. Вот и последняя загадка, можно сказать, разгадана.

 Вот такая непростая история. И всё же, стремление сохранить и видеть перед собой ежедневно образ первой своей любви мне кажется вполне понятным, тем более, что Николай Струйский сделал, как мне кажется, все возможное, чтобы не оскорбить чувств второй. Куда непонятнее следующий портрет.